К книге

Гаргантюа и Пантагрюэль (др. изд.). Страница 6

Возвращаясь к нашим баранам, я должен сказать, что по великой милости Божьей родословная Гаргантюа с древнейших времен дошла до нас в более полном виде, чем какая-либо еще, не считая родословной Мессии, но о ней я говорить не намерен, ибо это меня не касается, тем более что этому противятся черти (то есть, я хотел сказать, клеветники и лицемеры). Сия родословная была найдена Жаном Одо на его собственном лугу близ Голо, пониже Олив, в той стороне, где Нарсе, при следующих обстоятельствах. Землекопы, которым он велел выгрести ил из канав, обнаружили, что их заступы упираются в огромный бронзовый склеп длины невероятной, ибо конца его так и не нашли, – склеп уходил куда-то далеко за вьеннские шлюзы. В том самом месте, над которым был изображен кубок, а вокруг кубка этрусскими буквами написано: Hic bibitur[17], склеп решились вскрыть и обнаружили девять фляг в таком порядке, в каком гасконцы расставляют кегли, а под средней флягой оказалась громадная, громоздкая, грязная, грузная, красивая, малюсенькая, заплесневелая книжица, пахнувшая сильнее, но, увы, не слаще роз.

Вот эта книжица и заключала в себе вышеупомянутую родословную, всю целиком написанную курсивным письмом, но не на пергаменте, не на вощеной табличке, а на коре вяза, столь, однако, обветшавшей, что на ней почти ничего нельзя было разобрать.

Аз многогрешный был туда зван и, прибегнув к помощи очков, применив тот способ чтения стершихся букв, коему нас научил Аристотель[18], разобрал их все, в чем вы и удостоверитесь, как скоро начнете пантагрюэльствовать, то есть потягивать из бутылочки, потягивать да почитывать о престрашных деяниях Пантагрюэля.

В конце книги был обнаружен небольшой трактат под названием Целительные безделки[19]. Начало этой истории погрызли крысы, тараканы и, чтобы сказать – не соврать, другие вредные твари. Остальное я из уважения к древности найденного творения при сем прилагаю.

Глава II

Целительные безделки, отысканные в древних развалинах

Вон тот герой, кем были кимвры биты, боясь росы, по воздуху летит. зрев его, народ во все корыта В ть бочки масла свежего спешит. дна лишь старушонка голосит: «Ох, судари мои, его ловите, — Ведь он до самых пят дерьмом покрыт, — Иль лесенку ему сюда несите». Иной предполагал, что, лобызая Его туфлю, спасти он душу мог. Но тут явился некий плут из края, Где ловят в озере плотву, и рек: «От этого да сохранит вас Бог! В сей лавочке нечистое творится. Не худо б вам заметить, что порок Под клобуком приказчика гнездится». Тогда прочли главу, но смысла было В ней столько ж, сколько у овцы рогов. А он сказал: «Тиара так застыла, Что мозг во мне закоченеть готов». Но у плиты, где пахло из котлов Душистой брюквой, он согрелся скоро, Возликовав, что вновь на дураков И полоумных надевают шоры. Речь шла о щели Патрика Святого, О Гибралтаре и щелях иных. Когда б они зарубцевались снова, Умолк бы кашель в толще недр земных. Зиянье этих дыр для глаз людских Всегда казалось наглостью безбожной. Вот если б удалось захлопнуть их, То и в аренду сдать их было б можно. Затем пришел и ощипал ворону Геракл, забыв ливийские края. «Увы! – Минос воскликнул разъяренно. — Всех пригласили, обойден лишь я! Они еще хотят, чтоб длань моя Лягушками их не снабжала боле! Пусть дьявола возьму я в кумовья, Коль пряжею им торговать позволю». Хромой К. Б. пришел и усмирил их. Он пропуск от скворцов принес с собой. Свояк Циклопа, гнев сдержать не в силах, Убил их. Каждый вытер нос рукой. Бывал осмеян содомит любой В дубильне, что стоит на поле этом. Тревогу поднимайте всей толпой: Там будет больше их, чем прошлым летом. Затем орел Юпитера решился Побиться об заклад и сверху – шасть, Но, видя их досаду, устрашился, Что рай от их бесчинства может пасть, И предпочел огонь небес украсть Из рощи, где торговцы сельдью жили, И захватить над всей лазурью власть, Как масореты в старину учили. Все подписали сделку, не робея Пред Атою, бросавшей злобный взгляд, И показалась им Пенфесилея Старухой, продающей кресс-салат. Кричал ей каждый: «Уходи назад, Уродина, чье тело тоще тени! Тобой обманно был у римлян взят Их стяг великолепный из веленя!» Одна Юнона с манною совою Из туч на птиц стремила алчный взор. С ней пошутили шуткою такою, Что был совсем изъят ее убор. Она могла – таков был уговор — Лишь два яйца отнять у Прозерпины, Не то ее привяжут к гребню гор, Подсунув ей боярышник под спину. Через пятнадцать месяцев тот воин, Кем был когда-то Карфаген снесен, Вошел в их круг, где, вежлив и спокоен, Потребовал вернуть наследство он Иль разделить, как требует закон, Ровнее, чем стежки во шву сапожном, Чем суп, который в полдень разделен У грузчиков по котелкам порожним. Но самострелом, дном котла пустого И прялками отмечен будет год, Когда все тело короля дурного Под горностаем люэс изгрызет. Ужель из-за одной ханжи пойдет Такое множество арпанов прахом? Оставьте! Маска вам не пристает, От брата змей бегите прочь со страхом. Когда сей год свершит свое теченье, На землю снидут мир и тишина. Исчезнут грубость, злость и оскорбленья, А честность будет вознаграждена, И радость, что была возвещена Насельникам небес, взойдет на башню, И волей царственного скакуна Восторжествует мученик вчерашний. И будет продолжаться это время, Покуда Марс останется в цепях. Затем придет прекраснейший меж всеми Великий муж с веселием в очах. Друзья мои, ликуйте на пирах, Раз человек, отдавший душу Богу, Как ни жалеет он о прошлых днях, Назад не может отыскать дорогу. В конце концов того, кто был из воска, Удастся к жакемару приковать, И государем даже подголоски Не станут звонаря с кастрюлей звать. Эх, если б саблю у него отнять, Не нужны б стали хитрость и уловки И можно было б накрепко связать Все горести концом одной веревки*. вернуться

Здесь пьют (лат.).

вернуться

…коему нас научил Аристотель… – мистификация; ничего подобного греческий философ не писал.

вернуться

Стихотворение «Целительные безделки» относится к чрезвычайно популярному в XVI в. жанру. Это «загадки», пространные иносказания вокруг зашифрованного предмета. Финальная часть «Целительных безделок» принадлежит перу французского поэта Меллена де Сен-Желе (1491—1558); общий смысл стихотворения остается неясным.